его личные воспоминания о Иисусе. А не является, как мы предположили выше, просто последовательной записью собранных неизвестно кем отдельных, не связанных друг с другом, свидетельств множества разных очевидцев. Предположение, что Фома, по свидетельству ев. Иоанна, вложивший руку в «язвы гвоздинные» на теле Воскресшего, при написании собственного евангелия мог забыть упомянуть об этом, представляется совершенно невероятным.

Представляется вполне возможным, что легенда о телесном воскресении возникла и утвердилась в иудеохристианской среде, и даже была упомянута Павлом, как дань все той же пресловутой иудаизации с его пророчествами о всеобщем воскресении мертвых «в последний день». Напротив, Воскресение Иисуса, как Бога, в Царствие Небесное открыло человечеству Его, как Путь, следуя которым, каждый из принявших благую весть о Начале Вечной жизни здесь и сейчас, воскреснет Богом, братом Иисуса в Царстве Небесного Отца, «перейдет от смерти в жизнь» (Ин5,24)

12. В евангелии Маркиона (Мн13,16) и у последующих ему синоптиков Самим Иисусом утверждается, что иудейский Завет, «Закон и пророки» – до Иоанна Крестителя (Лк16,16), а после него приходит Сын Божий, который принес весть о Царстве Небесном, которое не нужно ожидать в мифическом грядущем воскресении мертвых, оно доступно любому человеку непосредственно в земной жизни, хотя требует особых усилий («силой берется»). Это и есть новая вера, понятая в самом общем смысле Учения Иисуса, как Благой Вести о приближении Царствия Небесного, его вхождения в жизнь человека здесь и сейчас, и вхождение человека в Вечную Жизнь с Богом немедленно, не откладывая на неопределенное будущее иудейских пророчеств. Так что всякие отсылы к этому неопределенному будущему подлежат изъятию из Благой Вести Иисуса.

13. При этом надлежит также учесть, что авторы евангелий Иоанна и Маркиона (еще раз укажу, что названия евангелий не говорят о реальном авторстве – кто является настоящими авторами евангелий, один Бог знает) не говоря уже о синоптиках, при написании добавляли от себя не только иудейскую составляющую, но и эллинскую. Характерным примером такого рода служит вся легенда о непорочном «бессеменном зачатии» Приснодевы: в эллинской традиции это типичный способ прославления и возвышения выдающихся людей[39]. К примеру, даже Платон-философ тоже якобы был зачат непорочно. В то же время для иудеев зачатие без семени – это безумие и богохульство. Так что создатель «Луки» потакал вкусам обоих видов своих заказчиков: и иудаизму и эллинизму. Да еще и новоиспеченной иерархии, появившейся вдруг из ниоткуда во всеобщем Братстве Иисуса на рубеже веков, и объявившей только себя носителями и раздаятелями благодати Духа, правопреемниками апостолов от Самого Иисуса, якобы возложившего руки на учеников с целью особо освятить их и поставить начальниками над «стадом» – в обоснование ее божественного сакрального происхождения «от апостолов» через преемство «возложения рук». Опровергается это хитросплетенная ложь очень легко из написанных с той же целью сказочных Деяний: сам Павел, заведший эту моду поставления епископов через возложение рук, никогда и никем не был таким образом поставлен ни в апостола, ни в епископа, но всего лишь принял обычное для всех Крещение через Ананью-ученика, то есть просто обычного рядового последователя Иисуса (Деян 9,10—19). Все это и подобное этому нарочито сказочное содержимое евангелий, и в целом Нового Завета подлежит безусловному удалению и бестрепетному искоренению из предполагаемого к составлению контекста условно подлинного Учения Иисуса. Таким образом, подводя итог всему выше перечисленному в 13-и пунктах, на основе этой выбранной нами системы критериев отбора нам надлежит установить и выделить некоторые опорные события ев. Иоанна и Маркиона, условно достоверные, на основании которых можно выстроить событийный рассказ, понимая при этом всю условность всех остальных «событий», использовавшихся авторами евангелий для придания большей событийной достоверности речениям Иисуса, помещенным в те или другие обстоятельства ради объяснения того, что хотел сказать Он Сам, или авторы евангелий Его устами. И поместить в контекст выбранных событий отобранные нами на основании тех же критериев речения Иисуса из перечисленных выше источников: евангелий Фомы, Иоанна, Маркиона, Луки, Матфея и Марка – которые (речения) принимаются нами как условно достоверные.

Такова примерная концепция возможного отбора евангельских стихов в единый текст будущего «Евангелия от Иисуса».

Евангелие Иоанна. Разбор

Много лет, служа на Пасху и читая за пасхальной обедней «Пролог» Евангелия Иоанна (первые 18 стихов первой главы), я испытывал чувство благоговейного почтения и преклонения перед величайшей премудростью человечества, заключенной в 18 строчках (Ин1,18). И, ничего так и не поняв ни разу от слова «совсем», надеялся на то, что когда-нибудь дорасту до того, чтобы вместить и уразуметь сию премудрость.

Бойтесь своих желаний, они могут сбыться.

В рамках нашего расследования происхождения евангельских текстов, приступим к 1 главе ев. Иоанна.

Важно понимать – и это признано всеми библеистами – Пролог не является частью ев. от Иоанна, но лишь предваряет его – само евангелие начинается с 19-го стиха.

То есть, стихи с 1 по 18 не являются тем, что говорил и проповедовал Иисус, не являются Его Учением и Благой вестью, ни рассказом о Нем и Его благовестии – но представляют собой некое философское учение о Боге, выработанное в среде учеников и последователей, предположительно, Иоанна Богослова – это их коллективное представление о том Боге, которого проповедовал Иисус, и о Нем Самом, как Сыне этого Бога.

И каковы же эти представления? К сожалению, здесь встречаем целых три этажа нагромождений мудрости иудейской, гностической и наконец эллинской.

Разберем.

ЕВ. ИОАННА, ГЛ.1. ПРОЛОГ ИН ГЛ1,1—18

Гл1, стихи 1—3: «1 В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. 2 Оно было в начале у Бога».

В начале чего? Бог безначален. Значит, и Слово Его безначально. Здесь под началом, очевидно, имеется в виду библейское сотворение мира: «1 В начале сотворил Бог небо и землю.2 Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» – что было до этого, и каков был Бог ДО акта творения, библия умалчивает, но в акте творения этот бог Эллохим, Боги, множественное число слова Бог (Эль). Что имеется ввиду? Очевидно, языческий «Совет богов», о котором и Еврейская Библия (официальное научное название ВЗ), и более ранние источники упоминают неоднократно. А в Ин1,1 какой Бог? В греческом оригинале Θεός, то есть просто Бог, а вот на иврите, этот «просто Бог» Θεός= אֱלֹהִים, то есть все тот же Эллохим (Боги)! Налицо возвращение к библейской версии Сотворения мира.

Следовательно, речь все о тех же иудейских богах: то ли Эллохим (Боги) первой главы книги Бытия, то ли Яхве из второй главы.

Одним словом, обнаружено внедрение в текст элементов иудаизма – первое, но отнюдь не последнее. Кто бы ни был автором этого стиха пролога, он по вере своей – иудей, это очевидно.

Далее начинается манипулирование Словом. Если Сам Бог – Слово, то как может быть Слово у Него – сам у себя, что ли?

Ответ находим у профессора богословия в университете Глазго Уильяма Баркли в его книге «комментарии к Иоанну»:[40] «В течение более ста лет до рождества Христова древнееврейский язык был забыт. Ветхий Завет был написан на древнееврейском языке, но иудеи, за исключением ученых, больше не знали его. Поэтому Ветхий Завет нужно было переводить на арамейский, чтобы люди могли понимать его. Эти переводы назывались „Таргуми“. Таргуми создавались в эпоху, когда люди были исполнены мыслью о трансцендентности Бога и могли думать лишь о том, что Бог очень далек и совершенно непостижим (идея трасцендентности монобога была позаимствована послепленным иудаизмом из зороастризма во время Вавилонского Пленения еврейского народа – прим мое, О.Ч.). И потому люди, занимавшиеся изготовлением Таргуми, боялись, как бы Богу не стали приписываться человеческие мысли, чувства и действия. Другими словами, они прилагали все силы к тому, чтобы избегать, когда речь идет о Боге, яхвистского антропоморфизма (очеловечивания)». И потому авторы таргумов стали везде в тексте Танаха заменять «слишком человекоподобного» Бога на слово Божье, как Его творящую силу. Что оказалось весьма созвучно бытовавшей в грекоязыческой философии